– Чего ж еще твой папенька мог рассказать, – с усмешкою произнесла Катя. – А знающие люди другое говорят. Колдун он был чернокнижный. Из страны Шепландии, где одни шептуны-колдуны и живут, на острове, а соседи от них с перепугу каменной стеною отгородились.

– Такой страны нету, есть Шотландия.

– На острове?

– Ну, на острове.

– А ты говоришь, нету. Так вот что про него говорят. Упреждал он Государя Петра Алексеича, как, мол, помру, так ты меня хоронить не позволяй. А возьми стклянку с мертвой водой да побрызгай мое тело снизу вверх, а затем сверху вниз. А потом возьми стклянку с живой водой да побрызгай сверху вниз, а затем снизу вверх. И дает царю две черных стклянки. Петр их запер в шкап да еще караул приставил сторожить. Прошло время, и помер старый Брюс. Все бояре собрались похорон ждать, а царь не велит. Взял он из шкапу обе стклянки да пошел к Брюсу, а Брюс уж в гробу лежит. Побрызгал царь из первой стклянки снизу вверх да сверху вниз, и Брюс стал как живой, белый да румяный. Зачал тут царь из второй стклянки брызгать сверху вниз, а Брюс как руками-ногами начнет шевелить! Испугался царь, закричал да уронил стклянку! Возьми она и разбейся. Завыл Брюс страшным голосом, в гробу поднялся да рукой царю погрозил. Да тут же рухнул обратно в гроб и сделался мертвый.

– Сказки, – Нелли откинулась на подушки.

– Уж тебе бы говорить, сама колдунья, а в колдовство не веришь.

– Во-первых, я в сказки не верю, а во-вторых, я никакая не колдунья. Мне просто нравится в мои камни играть.

– А про Брюса у кого угодно спросить можно на Москве, всяк ответит, что похороны его долго откладывались.

– Мы не в Москве. И с чего ты про этого Брюса вспомнила?

– Да с того, что с ним для нас куда бы безопасней дело было иметь, чем с этим. Не сильнее он, да злее, сильно злее.

– Правду говоришь, золотце самоварное! – послышалось из сеней. В комнату вошла старая цыганка с тяжелым узлом в руках. А вить вроде и дверь была на запоре!

Нелли не без труда узнала старуху, что ухаживала за нею в болезни, хотя теперь та казалась меньше ростом.

– Здравствуй, Зила, – радостно приветствовала вошедшую Катя. – Чего это ты притащила?

– Подарок тебе, – цыганка с кряхтеньем бросила узел на пол. – Покуда не трогайте, красавицы мои, а бегом спасаться придется, так небось догадаетесь, для чего он нужен. Украсть, девицы-красавицы, меньше половины дела, а вот ноги унести самое дело и есть!

– Катька!! – Нелли привскочила. – Как ты смела болтать?!

– Ничего я не говорила!

– Ай-яй-яй!! Зачем подруге не веришь, золотая моя? – Цыганка затряслась в мелком старческом смехе. – Разве я рученьку твою белую не видала, покуда тебя лечила?

– Разве по руке может быть видно, чего кому надо украсть? – насупилась Нелли.

– Чему удивляешься? – Старуха кивнула на письмо, валявшееся на полу перед кроватью. – Разве в бумажку на закорючки смотреть да живые слова с нее читать легче?

Слова эти слегка обескуражили Нелли, впрочем, если призадуматься, известный резон в них все же был.

– Ладошки-то у тебя, девушка, больно любопытные, – старуха, пододвинув стул к изножию кровати, уселась, испытующе уставившись на Нелли чернющими глазами. – На многие тыщи такие, хорошо, коли одну пару увидишь. Правая с левой почти одинаковы.

– Ну и что это значит?

– Значит, что то ты и есть, чем должна быть, – усмехнулась старуха.

– Разве не каждый человек есть то, чем должен быть?

– Эка хватила, да таких почти не бывает! Чаще всего сравниваешь левую руку с правой – так одни слезы.

– И у меня? – ревниво заглядывая цыганке в лицо, спросила Катя.

– У тебя для сходства обеих ладошек покуда лишь одной линии недостает, да зато самой важной. – Цыганка обернулась к Кате. – Без нее сходства никакого нету. Да еще у тебя на правой руке все линии куда тоньше пока, чем на левой, ну да это дело обычное. Коли жизнь верно пойдет, они с годами глубже станут. Ладно, погоди, не лезь, сейчас у меня с нею разговор. – Черные глаза вновь уставились в упор на Нелли. – Слушай теперь меня внимательно, девушка. В карты с ним не садись. Все равно тебе эта партия выпадает, но сядешь сейчас – проиграешь. А проиграешь, так он тебе печень съест. А сесть играть тебе захочется, да еще как. Все он сделает, чтобы захотелось.

– Кто он такой, Венедиктов, ты знаешь? – напряглась Нелли.

– По-нашему, по-цыгански, он бенг, но у вас, русских, такого нету.

– Такого слова нету?

– Не слова нету, а ничего нету. Не знаете вы этого, а объяснять долго. Ну да неважно сейчас. Пойду уж я, пора. А ты, главное, запомни: не садись с этим бенгом за зеленое сукно.

Глава XXVIII

Три дня миновало прежде, чем к вечеру четвертого нанятый лодочник доставил Нелли с Катей к двухэтажному длинному дому на Аглицкой набережной. Не сразу удалось лодочнику протолкнуться к берегу, так тесно было в воде из-за лодок – простых наемных и нарядных. Но еще тесней оказалось у подъезда. Чего только не было – лошадей под седлом, карет, носилок, да обо всем этом радела толпа ливрейных и простых слуг, кое-где, ради развлечения молодых своих господ, затевавших драки за удобное место. Впрочем, шума хватило бы даже и без драк.

За всем этим Нелли не сразу разглядела само здание, освещенное на ступенях яркими смоляными факелами и сверкающее всеми окнами – хотя сумерки еще только начинали сгущаться. Самый заурядный снаружи, дом являл изнутри, начиная с передней, безобразное строение первых лет жизни города. Пузатых несуразных колонн было слишком много, и шли они к расписному под мрамор потолку прямо от мраморного полу, безо всяких постаментов. Лестница же наверх была, напротив, не довольно широка. Смуглые слуги в светло-зеленых ливреях распахивали двери и принимали одежду. Катя осталась в лодке, хотя могла бы проникнуть в переднюю и взять у Нелли треуголку и плащ. Но со шляпою и плащом не пройдешь в комнаты, между тем налегке, но с письмом в руках (пустой лист был заране свернут и адресован г-ну Роману Сабурову) было это проделать нетрудно.

Да, это была дельная мысль, самодовольно усмехнулась Нелли, раздеваясь с помощью слуги. Якобы разыскивая ее, Нелли, с письмом, Катька сможет проникнуть в самые дальние комнаты. Коли она попадется, присутствие Нелли среди гостей будет ей оправданием. Да, мол, письма я ждал, а слугу моего в жилые покои занесло, так это по темноте деревенской! Хорошо также и то, что едва ли кто будет в этих жилых покоях. При таком съезде гостей небось все слуги затребованы для приема. Катька вызнает расположение дома, а потом уже, ночью, можно будет пробраться в него вдвоем.

Нелли не хотелось думать о слабых сторонах своего плана, другого-то все одно не было.

– Семпелем играть вернее, право слово, вернее! – рядом с Нелли небрежно нащипывал свои смявшиеся под верхним платьем кружева молодой человек не старше девятнадцати годов. Вид его был забавен: ярко-рыжие волоса запудрены до какого-то малинового оттенка, а курносый нос осыпан веснушками, верно причинявшими щеголю немало огорчений.

– Вернее, кто спорит, да уж больно лихо, Индриков! – отвечал тому военный постарше. – А твои, юноша, родители знают, где ты? Больно раненько начинаешь!

– Я только в гости, играть не стану, – отвечала Нелли, не вдруг сообразив, что последние слова относятся к ней.

Впрочем, военный уже утратил к ней интерес, возвращаясь к прежнему разговору.

– Мирандолем, конечно, семикратного руте не сделаешь, – веско заметил он, – но вить и вчистую не продуешься. Гляди, Индриков, как пойдешь пароли загибать, ох, гляди…

– Не каркай, Черкасов, прошлый раз мне повезло, ох, как повезло! – пылко возразил рыжий Индриков. – Неужто ты забыл?

– Карта лукава, как женщина, – серьезно отвечал Черкасов. – Коли вчера она расточала тебе ласки, сегодня насмеется над тобою.

– Ты мрачен нынче! Выпьем шампанского в буфетной! – рассмеялся Индриков, подцепляя приятеля под руку.